Последний бой капитана Ульмана

УЛЬМАН:  Нет. У нас была задача на засаду. Сама операция была организована с нарушением всех мыслимых положений. Группа не имела даже возможности подготовиться. Обычно к выходу готовишься, пару дней сидишь карту изучаешь, макеты строишь, группу гоняешь по разным ситуациям, чтобы каждый солдат знал, как ему действовать. А здесь вся подготовка заключалась в том, что мы получили оружие и снаряжение. И даже куда мы летим - не знали до последнего момента. Была охота на Хаттаба. Была накачка такая: «Хаттаб, 15 боевиков, 5 человек  особого  соединения, на автомобилях повышенной проходимости»…. Накачка психологическая была достаточно мощная, и особый упор делался на то, что сведения достоверные.

УЛЬМАН: Да, заброс был на вертолете. Организовали засаду. Появился уазик. Торможу машину - машина не останавливается. Предупредительный дал, тоже рефлекторно: пытался ситуацию до конца раскачать. Машина, чувствую по двигателю - уходит. Два трассера по ходу движения машины положил, чтобы видимость была. Группе - «Огонь!» Группа огонь открыла, прострелили водителю ноги… Ну видно было, как обычно педаль газа бросают: она - раз, качнулась, резко остановилась. Все. Пошли, досмотрели, один убитый, двое раненых. Раненым помощь оказали, сразу всех в укрытие. Связь появилась - я доложил. Оттуда  затребовали документы, данные. Я очень долго данные передавал, прямо по буквам… Спустя часа два поступил приказ на уничтожение: людей уничтожить - машину подорвать и сжечь. Еще поспорили немного: я объяснил, что у меня запаса взрывчатых веществ нет для уничтожения. Впереди еще 6 суток, а у меня килограмм всего пластита. Мало ли что еще может произойти! Задача вывести машину из строя - она и так уже выведена…

УЛЬМАН: Ну почему не звучит? В суде она звучала. Полковник Плотников.

Приказ отдается или устно, или письменно, или по средствам связи. Мне он был отдан в установленном порядке: по средствам связи. Через оперативного офицера. И он подтверждает, что приказ отдавал Плотников.

УЛЬМАН: Это для меня до сих пор загадка. Он сейчас отрицает абсолютно все. На тот момент он был заместителем командующего по ВДВ.

Обвинение исходит из следующей предпосылки: командир группы обязан был оценить приказ, который исходит от командования, соответствует ли он международному законодательству, российскому, а потом решить - выполнять его или нет. Для оценки законности приказа у командира группы было как минимум 2 инстанции наверху. Во-первых, это сам руководитель, который должен отдавать законные приказы, и,  во-вторых,  на спецоперации находился прокурор, и должен был следить, чтобы все проходило в рамках закона. Простите, если приказ прошел эти 2 инстанции - у меня основания для сомнений какие могут быть? Но на это никто внимания не обращает. Этот факт остается в тени.

Ладно, они сомневаются, поступал мне такой приказ или нет. Но мною были назначены для исполнения этого приказа  Калаганский и Воеводин. (я выбрал самых устойчивых, остальные  ребята - срочники, и кто его знает, может у не го после исполнения такого приказа крышу снесет, а мне с ним еще 6 суток работать)

Я отдал приказ. Я это подтверждаю, они это  подтверждают. Разведчики, которые рядом находились - они все говорят, что ребята были назначены моим решением. За что их обвинять тогда? В чем?!

УЛЬМАН: Даже когда там были активные боевые действия - это была контртеррористическая операция. Для меня было шоком, в первой командировке, когда прокурор со смешком сказал:

- Ребята, а вы в курсе, что войны здесь нет?

- Как это нет? Мы же воюем! Только что отдолбились, человека потеряли… Как же так?! -- А нет войны. Все, что вы делаете - это на свой страх и риск.

Поэтому такие суды. Потому что не хотят признать очевидное. Надо изменять законодательство. Вводить законы и определять законодательно, что именно там происходит.

УЛЬМАН: Конечно,  происходит. Если в начале июня попали в засаду БТР и 2 бронированных Урала. По каждой машине отработали из гранатометов «Муха», порядка 6 человек было убито, порядка 6 - ранено…Это не война?

Я считаю так: если бы мы были виноваты, то и присяжные пришли бы к выводу, что мы виноваты. Потому что присяжные слушали очень внимательно и пытались разобраться во всем. С ними там чуть ли не занятия проводились… Был макет местности изготовлен,  показывали, кто,  где стоял, исходя из чего принимались решения, рассказывались нормативные акты, секретные и несекретные. Присяжные очень внимательно слушали. Наша задача была: как можно подробнее им все рассказать. Мы были заинтересованы в этом. Нам абсолютно нечего скрывать. У прокуроров ведь версия какая: командир испугался и решил таким образом скрыть следы преступления. Вот эта логика - она меня убила.

УЛЬМАН: Совершенно верно. И как можно назвать «сокрытием» своевременный и полный доклад? На следующий день я настоял, чтобы сменили место засады, потому что основное оружие разведгруппы - это скрытность. Раскрытая группа - это мотопехотное отделение, елки-палки… Я все доложил руководителю, Плотникову, он сказал: «Молодец, все сделал правильно, иди,  отдыхай». Вышел из палатки - ребята лежат на земле, измотались…Говорю: «Ребята, все сделали правильно. Отдыхаем». Все выдохнули. Дело в том, что смысл этой операции никто не понимал. Вы бы видели, какая каша была там. Туда, где мы стояли, впритирку к нам подъезжает пехота и чуть не наезжает на мое охранение. Мы говорим:

 - Ребята, туда не стреляйте, потому что там свои.

 - Ага, тогда вы своим скажите, чтобы вот туда не стреляли, потому что там наши.

Там была каша! Я логику этой операции до сих пор понять не могу…

А на следующий день нас заставили сдать оружие… Выходит прокурор:

 - Про Буданова слышали? Вот за ним пойдете.

УЛЬМАН: Конечно. Я сейчас в командировке. Просто переведен на другую работу, не связанную с личным составом.

УЛЬМАН: А за что? Наоборот, чем могли - помогали и поддерживали. Там праздник был буквально, когда нас оправдали, и в первый раз, и во второй - ликование было всеобщее.

Знаю, что в поддержку нашей группы было принято решение законодательных органов трех регионов: это Новосибирский областной совет депутатов, законодательное собрание Иркутской области и народный хурал Бурятии. На сайте «  art of war» («искусство войны»)   есть обращение, и идет сбор подписей.

УЛЬМАН: Нет. В подгруппу уничтожения были назначены офицеры и прапорщики. Саша Калаганский на тот момент был лейтенантом, а Володя Воеводин - прапорщиком. Они со мной сейчас на скамье подсудимых рядом, и по жизни мы всегда рядом.

Нам же инкриминируют сговор. Получается так, что офицеры, включая оперативного, сговорились. По логике обвинения, как они излагают, командир перепугался: «Ой, я совершил преступление!»

УЛЬМАН: Да. Я ради уже интереса взял учебник логики, обвинение и - стал смотреть: тут - подмена понятия, там - логическая диверсия…

УЛЬМАН:   Сейчас уже взглядом стараются не встречаться в ходе второго процесса…

УЛЬМАН: Я на каждой встрече со следователем допытывался : «Если ваша задача - поиск истины, то почему вы врете?

УЛЬМАН: Основное требование у них было - не допустить суда присяжных на территории Северо-Кавказского округа. Либо суд присяжных в самой Чечне (по сути - этнический трибунал), либо три профессиональных судьи. А сейчас Конституционный суд вынес решение, которое лишает всех военных права на суд присяжных.

На самом деле наш случай - самый громкий. Достаточно диких историй я наслушался. Парень из Волгограда, Саша (это разведгрупп внутренних войск). Парень, который взял на себя ответственность за все. Получил 8 лет, спустя 4,5 года доказал, что он не виноват. Есть еще одна история, это уже пограничники рассказывали. С противоположного склона по охранению открывают огонь, пулеметчик, находящийся в охранении, открывает ответный огонь.

Утром на том месте, с которого стреляли, находят труп без оружия,  и этого пулеметчика сажают на 10 лет. Таких историй на самом деле немало. Я поражаюсь количеству военных, сидящих в тюрьмах.

 КОРР:  Мне же непонятно вот что…  Почему нарушилось единство нации, когда офицеров подставляют, а вокруг - тишина? Вся страна нахлебалась и в  первой чеченской кампании, и во второй, сколько офицеров и солдат положили, а сплочения нации не произошло.

УЛЬМАН: Распространения информации нет как таковой. Здесь слишком много зависит от СМИ. Камень упал здесь - круги пошли, камень упал здесь - круги пошли, а волны общей нет.

Армейская служба - это же текучка, не все знают…В Улан-удэнском гарнизоне, там собрали организация «Отцы военнослужащих «Защита», они собирают подписи, отправляют во все инстанции, начиная от Президента, заканчивая главным военным прокурором. На artofwar/ ( сайт ветеранов последних войн, от Абхазии до Фольклендов) собираются подписи в нашу поддержку. В Иркутске, целые воинские части подписываются. Что касается наших непосредственных командиров, то на них определенное давление тоже идет: не допустить политики и все прочее. Поэтому командиры между молотом и наковальней оказываются. Я еще не встречал человека, который не поддерживал бы. А чтобы выступить от лица организации - это встречается достаточно редко. В основном ветеранские движения включены.

УЛЬМАН: Ну да…

УЛЬМАН: ОНИ прекрасно все понимают.